Христианство всегда принимали общества, стоящие на перепутье, причём культура этих обществ была предельно милитаризована. Человек воспринимал новую веру сквозь блеск оружия, пытаясь поставить ей на службу ту ценность, которой он владел в жизни, – то самое оружие. Христианская символика, нанесённая на оружие, не означала, однако, освящения убийства на войне, как это зачастую воспринимается сегодня и сторонниками, и противниками идеологии «христолюбивого воинства», она указывала на посвящение оружия Богу и новой вере.
Сочетание меча и креста, по нашему убеждению, в эпоху христианизации этноса и развития ранних этапов его христианской культуры было органичным и гармоничным явлением, свойственным любой национальной истории.
Именно такую гармоничность мы можем наблюдать в истории Древней Руси. Уже в Х веке складывается самостоятельная дружинная христианская культура, которая впоследствии становится образцом для остального общества. Эта культура как раз и предполагала органичное сочетание креста и меча. Впоследствии, в ХI и особенно в ХII веке, крестом станут украшать боевые и церемониальные топоры, он появится на ножнах и ножах, княжеские шлемы понесут на себе иконы святых воинов и небесных покровителей.
В эпоху древнерусского христианства меч был подчинён кресту и поставлен ему на службу. Крест не был подавлен мечом. Попытки выдать «индульгенции» всем погибшим воинам неоднократно предпринимались на разных уровнях как на Востоке, так и на Западе, однако они неизбежно наталкивались на сопротивление евангельской логики. Известно заявление Папы Римского Иоанна (878) о том, что всем, кто отдаст жизнь во имя любви к Церкви, уготовано упокоение в жизни вечной. Византийский император Никифор Фока (963–969) требовал от патриарха Полиевкта (965–970) и византийского духовенства признать каждого погибшего воина святым. Архиепископ Афанасий Александрийский (IV в.) писал, что убивать врагов на брани законно и достойно похвалы. Вполне в духе христианского эллинизма. Однако в восточно-христианском церковном праве уже с IV века существовали 9-е и 13-е правила святителя Василия Кесарийского. Архиепископ, делая различие между вольным и невольным убийствами, определённо говорит, что убийство в бою относится к вольным и осуждаемым, ибо «находящиеся на войне идут на поражение сопротивных с явным намерением не устрашити, ниже вразумити, но истребити оных». Впоследствии, всё же ссылаясь на святоотеческую традицию, Василий говорит о невменении убийства на войне в убийство как таковое, но предлагает солдатам, пришедшим из похода, воздерживаться от причащения в течение трёх лет – как имеющим «нечистые руки». Впрочем, византийские канонисты ХI–ХII веков Зонара и Вальсомон свидетельствуют, что этот совет нигде не исполнялся, и приводят примеры убийств на войне, совершённых духовными лицами, после чего они даже не лишались сана.
Однако нравственное богословие всегда выдвигало на первый план идею принятия смерти за веру, это хорошо прочувствовал Н.А.Бердяев, сказавший, что на войну идут не убивать, а умирать. Христианский воин вступал в особые отношения со смертью и будущим временем, бросая ей вызов и надеясь победить как её, так и сопутствующее ей неумолимое время.
Евангелие – это не служебная инструкция, предусматривающая для человека алгоритм действий на все случаи жизни. Скорее это свод основных посланий человеку, на основе которых тот сам должен определять свой жизненный путь. И в каждой конкретной ситуации человек выбирает для себя линию поведения, руководствуясь своим пониманием Евангелия и тем ментальным багажом, которым он уже обладает. Взять меч в руки или вложить его в ножны, благословить «право меча» или «отойти от зла и сотворить благо» – каждый решает эту проблему самостоятельно, исходя из собственной ответственности за принятые решения. Естественно, что этот выбор человек делает, опираясь на традицию толкования Евангелия, близкую ему этнически или культурно. И хотя историческая христианская культура основывается на Евангельском послании, всё же не исчерпывается им. В ней всегда присутствует элемент человеческого соавторства. То, что с точки зрения сегодняшних норм восприятия христианства несовместимо с евангельскими идеалами или формой быта и поведения и требует иной мотивации, в прошлом могло восприниматься как нечто допустимое или естественное.
Стоит упомянуть об одном виде молитвы – молитвы неумолкающей, высеченной прихожанином на стене храма. Речь идёт о древнерусских граффити. Наиболее известные граффити найдены не только в древнейших русских соборах – Софии Киевской и Софии Новгородской, но и в других храмах – Георгиевском соборе Юрьева монастыря, Спасе-на-Нередице, в Старой Ладоге, Смоленске. Сами надписи возможно отнести к проявлению литургического благочестия древнего русича. Процарапанные по сухой штукатурке металлическими писалами, которые человек Древней Руси всегда имел при себе, дабы делать записи на восковых церах или писать берестяные письма, они становились его автографом в книге будущей Жизни. У граффити есть одна характерная черта. Упоминая имя писавшего, они сообщают о его профессии или социальном положении только в случае, если он принадлежал к духовенству или дружинной среде.
Но почему и с какой целью дружинники, как и клирики, отмечали свою профессию на стенах храмов? Помимо особого места вооружённого человека в древнерусском обществе, укажем и на его особое служение в религиозной сфере, принадлежность к «дружине Господней». Сознавая свою особую миссию в раннехристианском обществе, дружинники вписывали её в свои молитвенные граффити, как если бы они были священниками. Характерно, что такое особое отношение к воину в молитве сохранилось в литургической практике до сих пор. В современной приходской жизни записки, подаваемые за здравие и за упокой, кроме духовенства выделяют имена воинов как раз указанием на их воинскую принадлежность. Истоки такой практики, несомненно, лежат в соответствующем прошении на ектенье, когда община молится «о стране, властях и воинстве». В древнерусском варианте – «о князе, синклите и воях его». Однако здесь воины выделяются духовенством и молящимися из общего ряда имён, тогда как в граффити они сами себя идентифицируют как дружинников в молитвенных призывах индивидуального характера. Для этого требуется особое самосознание, понимание своей ответственности и роли в культуре христианского общества. Что существенно отличает Древнюю Русь от современности.

Александр МУСИН,
д.ист.н., кандидат богословия